День памяти жертв политических репрессий: «Зло побеждает на Земле, когда человек добровольно его выбирает»

30 октября - День памяти жертв политических репрессий. Среди миллионов жертв по всей России - сотни тысяч православных мучеников и исповедников. По данным Книг Памяти жертв политических репрессий Новгородской области, которые собрала в своей работе «Церковь гонимая» матушка Галина Слукина, различным видам политических репрессий незаконно подверглись более 60 тысяч жителей Новгородчины. Из 692 репрессированных в 1918 – 1938 годах священнослужителей Новгорода и его административной округи 551 человек был приговорён к расстрелу.

«Страшен был ХХ век для России. Кажется, весь ад восстал на русскую землю и её православный народ и утопил в море крови сам уклад русской жизни вместе с её носителями. Никогда в истории нашей страны не было таких долгих, непрерывных и всеохватывающих гонений, как в ХХ веке. В силу замысла Божия о свободе человека зло побеждает на Земле, когда человек добровольно выбирает его, соглашается с ним, то есть благодаря предательству. Измена большей части народа, отрекшейся от Христа и принявшей безбожную власть, стала причиной катастрофы… Было разрушено церковное управление, разграблены храмы, закрыты монастыри и духовные учебные заведения, отсутствовали коммуникации, кругом царила ложь и клевета. Создана была невиданная по мощи система карательных органов, тюрем и лагерей смерти, где узников под видом суда и законности заставляли называть близких и знакомых предателями... Обвиняемые могли не отрекаться от веры, но, чтобы спастись, им нужно было предавать своих ближних», - писал в своих трудах протоиерей Владимир Воробьев , ректор Свято-Тихоновского университета, основатель и заведующий Отдела Новейшей истории Русской Православной Церкви.

Летом 1918 года в один день прогремели выстрелы в Москве и Петрограде.  Пули оборвали жизнь Моисея Урицкого и тяжело ранили Владимира Ленина. Через два дня ВЦИК принял постановление о проведении красного террора, Совнарком потребовал изолировать классовых врагов в концентрационных лагерях и расстрелять лиц, «прикосновенных» к заговорам и мятежам. Режим красного террора длился до начала ноября и был прекращён по указанию свыше. За два месяца его безвинными жертвами стали тысячи людей, не имевших отношения к терактам, не принадлежащих ни к каким подпольным организациям, не совершавших никаких преступлений против диктатуры пролетариата. Уничтожали только по признаку дореволюционной принадлежности к буржуазии или дворянству, офицерству или чиновничеству.

Контрреволюционная пропаганда и агитация, сопряжённая с использованием «религиозных предрассудков» масс, каралась с такой же строгостью, как на войне или при вооружённых восстаниях - высшей мерой наказания – расстрелом, или, при смягчающих обстоятельствах, ссылкой.

По выявленным документальным данным, в Новгородской губернии в ходе террора расстреляли 22 человека. Были среди них и священнослужители. Петра Ивановича Каратыгина, священника церкви Казанской иконы Божией Матери в деревне Аполец Демянского уезда расстреляли в ночь на 16 сентября, «за то, что бил в набат, дабы собрать всех приспешников буржуазии и дать вооруженное сопротивление представителям Советской власти». На улице схватили священника Крестецкого Екатерининского собора Ивана Матвеевича Лаврова, шедшего к вечерней службе, и расстреляли 5 октября «за агитацию против Советской власти и явное выступление против последней с амвона». Всего в ходе красного террора Новгородская епархия потеряла пять человек. Расстреляли викарного епископа Кирилловского Варсонофия (Лебедева), игуменью Ферапонтова монастыря Серафиму (Сулимову) и монастырского священника отца Иоанна Иванова. Правда, северные уезды Новгородской губернии отошли в июне к вновь созданной Череповецкой губернии, но некоторое время над ними сохранялась юрисдикция Новгородского владыки. Поэтому, по известным в настоящее время данным, первой жертвой можно назвать священника церкви Богоявления Господня в Устюжском уезде отца Павла Кушникова, расстрелянного в феврале 1918 года. В те страшные дни арестовали также священников церквей Демянского уезда: Василия Охотина, Иоанна и Василия Ростовцевых, но освободили в начале октября. 

Кодекс 1926 года предусматривал, что контрреволюционная пропаганда и агитация, сопряжённая с использованием религиозных предрассудков масс, каралась с такой же строгостью, как на войне, в объявленных на военном положении местностях и при вооружённых восстаниях - высшей мерой социальной защиты, как с политической подоплёкой именовали расстрел, или лишением свободы, при смягчающих обстоятельствах.

Зная условия ГУЛАГа, трудно сказать, кому «посчастливилось» больше: тем, кто принял быструю смерть в камерах ленинградских Крестов, Новгородской и Боровической тюрем, либо тем, кто принял мученическую кончину в аду Колымы, Воркуты или Северного Урала.

Начатые по команде сверху в декабре 1934 года массовые репрессии завершились также по команде в ноябре 1938 года. Эти четыре года «Большого террора» навечно остались в памяти народной как «ежовщиной» по фамилии наркома внутренних дел Николая Ежова.  До 1937 года массовый террор обходил новгородские районы области, хотя счёт арестованным вёлся уже десятками. Сравнительно «тихими» начальные два года были для новгородского духовенства. За весь 1935 год арестовали священника церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы в Броннице Василия Афиногеновича Богоявленского и направили на пятилетний срок в лагерь. В 1936 году туда же отправили семерых священнослужителей, а двух диаконов и двух монахинь освободили по прекращению их дел.

Летом 1937 года волна репрессий, по-настоящему массовых, захлестнула Новгородчину. В каждом районе были раскрыты «контрреволюционные организации», возглавлявшиеся секретарями партийных комитетов и председателями исполкомов, в которые якобы входили районные специалисты, директора промышленных предприятий и совхозов, председатели колхозов и сельсоветов. За связи с арестованными брали под стражу новых и новых людей. Не миновала чаша сия священников и церковнослужителей Новгородской епархии. Арестованный одним из первых священник церкви Рождества Иоанна Предтечи в деревне Сутоки Мошенского района Пётр Алексеевич Дворецкий был судим при внешнем соблюдении формальностей. В июле 1937 года спецколлегия Ленинградского областного суда определила ему по 58 статье восьмилетнее заключение в исправительно-трудовом лагере. Но уже в августе 1918 года со следами законности было покончено. Судьбу арестованных решала особая «тройка» - управление НКВД по Ленинградской области, и приговор выносила, как правило, один - высшая мера наказания. Редко кто попадал в лагеря. И трудно сказать, зная условия ГУЛАГа, кому «посчастливилось» больше: тем, кто принял быструю смерть в камерах ленинградских Крестов, Новгородской и Боровической тюрем и нашёл вечное упокоение в Левашовской пустоши и пока не найденных местах массовых захоронений под Новгородом и Боровичами, либо тем, кто принял мученическую кончину в аду Колымы, Воркуты или Северного Урала.

Следователям было дано право на особые методы допросов, и они применяли жестокие избиения, двухсуточные стойки, содержание в каменном мешке карцера. Особенно действенными были угрозы подвергнуть последствиям близких.

«Тройка» НКВД принялась за активное истребление новгородских священнослужителей с августа 1937 года по апрель 1938 годов. Ни о каких преступлениях против режима не следует и мыслить - шло планомерное уничтожение социальной группы населения. Не обращали внимания на возраст: многим из расстрелянных перевалило за 60, а то и 70 лет, они находились на покое и проживали около закрытых к тому времени храмов. Отправляли на смерть старушек-монахинь, изгнанных из обителей и доживавших свой век в деревнях. Какая угроза режиму исходила, например, от родившихся ещё до отмены крепостного права в России священников: Александра Викторовича Михайлова, Ивана Петровича Кедрова, Ивана Николаевича Орешникова, диакона Павла Алексеевича Гурова, 77-летней монахини Евдокии Николаевны Герасимовой? Сотрудники органов НКВД учитывали социальную среду и стряпали обвинения в антисоветчине из показаний свидетелей - прихожан и коллег-священнослужителей. Мало кто из обвиняемых сохранял силу духа и отметал вздорные обвинения в контрреволюционной деятельности. Следователям было дано право на особые методы допросов, и они применяли жестокие избиения, двухсуточные стойки, содержание в каменном мешке карцера. Особенно действенными были угрозы подвергнуть последствиям близких.  

«Большой террор» 1937-1938 годов оставил во всей Новгородской епархии единственный храм - Михайловский собор в Новгороде с единственным священником при нём. На плечи архиепископа, а затем уже митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова) лёг напряжённый труд по сохранению приходов там, где в 1941-1943 годах в условиях оккупации верующий народ восстанавливал свои храмы как хозяин: явочным порядком и в необходимом для себя количестве. Архиепископ Григорий делал всё возможное для пополнения клира. Если к концу 1944 года в Новгородской епархии имелось 15 зарегистрированных священников и, соответственно, действовало 15 храмов, то через 3 года их численность выросла в 2,5 раза. В те же 1945-1947 года велась борьба за открытие десятков храмов, но их число удалось довести лишь до 41. При этом в районах Новгородской области, бывших под оккупацией, действовали 28 церквей, т. е. более двух третей общего числа (в то время как оккупации подвергалась примерно треть территории области). В восточных, не оккупированных, районах было открыто 12 храмов. В самом Новгороде после его освобождения в январе 1944 года почти два года церковные службы не совершались: всё время оккупации город оставался у линии фронта, и немцы эвакуировали из него гражданское население. Торжество Православия наступило здесь 25 ноября 1945 года, когда был освящён Никольский собор на Ярославовом дворище и начались первые богослужения.   

Биографии убиенных и скончавшихся в лагерях священнослужителей можно найти на сайте епархии в рубрике «Вечная память» - «За Христа пострадавшие» .

Добавим, что в Великом Новгороде на Набережной реки Гзень установлен памятник жертвам политических репрессий.